Я всегда думал, что поступаю правильно, даже тогда, когда мои действия не вызывали восторга у окружающих. Его мне и не нужно было. Я знал, что мое решение истинно правильное и необходимое в данной ситуации, но почему-то сейчас я начал сомневаться. Еще убегая из деревни, я знал, что ошибся. Ошибся во всем, что делал до этого момента, но самой главной ошибкой стало то, что я послушался совета брата. Хотя на сей раз моя хваленая дедукция и логика исчезли и растворились в пучине.
Я не совсем понимал себя, что я делаю, как живу. С последними событиями все в моей голове словно смешали в одну кучу, и затем заставили разгребать этот завал.
Коноха почти сдалась. Я отчётливо запомнил взгляд брата, когда он сказал мне уходить. Там не было ни искорки надежды, и только тогда я наконец четко прочувствовал, что это конец.
Я проснулся от резкого запаха шоколада. Он резал мой нос своим горьковатым вкусом. Запах был настолько сильным, что мне показалось, что я просто купаюсь в нем. А может, это был просто сон, нарисованный моим больным воображением. Не знаю.
Открыв глаза, я не сразу смог сфокусировать взгляд. Образ некоторое время оставался размытым и тусклым, словно я смотрел через запотевшее стекло. А голова была пустая, будто мои мысли кто-то высосал. Думать ни о чем не хотелось, что-либо понимать - тоже, поэтому я просто осматривал комнату, совершенно не думая, где нахожусь.
Мой взгляд остановился на небольшом окне, на котором висела занавеска с бахромой. Интересная такая, я никогда ничего подобного не видел, может, ее сделали вручную. Окно немного мутное, но все равно хорошо пропускающее солнечный свет. Возле него стоял массивный стол из темного дерева. Совершенно простой и громоздкий, он никак не вписывался в интерьер этой небольшой комнатки. На нем оказалось множество баночек с какими-то темными веществами, еще лежали ветки сакуры и бинты. Я не совсем понимал этой композиции, но думать о ней больше не стал.
Кольнуло в бок, и в голове мелькнула мысль, что я ранен. Уставшая рука дотронулась до места боли, но под пальцами я ощутил не кровоточащую рану, а простые бинты. Теперь было понятно, что меня кто-то спас, но кто, я не имел ни малейшего понятия.
Скрипнула дверь, и снова запахло шоколадом. Я втянул приторно-сладкий запах с ноткой горчинки и от неожиданности вздрогнул: возле меня с глиняной чашкой в руках стоял старик. Его лицо было сморщенное, как сухой фрукт, губы сжаты в нитку, но глаза были необыкновенно красивые и ясные. Он смотрел на меня, а я попросту утопал в глазах цвета аквамарина. Казалось, что в них бушует море.
Невероятный взгляд, но в то же время они излучали доброту и нежность, исходящие будто из души этого старика. Видя его первый раз в жизни, я успел проникнуться к нему доверием, и на душе стало тепло.
Старик поставил чашку на тумбочку, стоящую возле моей кровати, и покашлял.
- Уже проснулся, - произнёс он. В ответ я слабо кивнул.
Говорить не было сил, поэтому я предпочёл смотреть на старика, не задавая никаких вопросов.
- Это хорошо, - он, шаркая ногами, подошел к столу. Тут же зазвенели переставляемые банки, зашуршали ветки.

Я молча наблюдал за ним, стараясь не выдавать своё любопытство. Старик недолго провозился возле стола. Через пару минут он подошел ко мне с баночкой с прозрачным содержимым. Когда он поднес ее ближе, в нос ударил резкий запах, и я поморщился.
-Это обычная мазь, - он взял немного мази на палец и намазал мою щеку. Резкий запах мяты с примесью другого запаха не прекращался, и мне стало тяжело дышать. Старик отставил баночку, принявшись размазывать мазь по моей щеке.
- Тебе изрядно досталось, - проговорил он, слегка массируя щеку и втирая мазь, - знаю, она неприятно пахнет, но помогает.
Я не стал спорить, пытаясь поймать свежий воздух.
Старик довольно быстро закончил и снова подошел к столу. Я больше не мог сдерживаться, поэтому разговор начал первым:
- Извините, но кто вы?
Может, мой вопрос получился немного неудачным, но по-другому составить его не удалось. Старик оставил свою возню с баночками и повернулся. Его пронзительный взгляд будто погрузил меня в морскую пучину.
- Меня зовут Харун Тасура, - ответил он своим тихим голосом. - Я знаю, у тебя много вопросов, сынок, но я пока не могу дать ответы на все вопросы. Могу сказать только то, что сейчас ты находишься в деревушке Таканаге, - продолжил он, и, увидев мое недоумение, добавил:
Это на границе страны Огня. Как ни странно, но Туман нас обошел.
Я начал соображать, где может находиться эта деревушка, но признаюсь, о ней слышал впервые.
В это время старик снова повернулся к столу. Я не мог понять его. Он был немного странный, хотя, может, это мне только казалось. Тасура переставил баночку с чем-то коричневым на другой край стола и снова заговорил:
- Сейчас деревне приходится нелегко.
Я молчал, потому что в голове снова всплыли образы смерти и страха, и после того боя я перестал нормально спать.
Старик продолжал:
- Сложные времена пошли - страна уже не та, какой она была раньше. Я слышал, что Туман использует какое-то особое оружие.
Я был поражен. Неужели новости распространяются настолько быстро, что даже на границе знают о применении стрел Моруна?
-Да, - кивнул я. Старик, стоя спиной ко мне, вздохнул.
- Стрелы Моруна это верно, - сказал он, а я от неожиданности затаил дыхание.
- Д-да… - снова выдавил я, - но откуда вы…
Но старик тут же перебил меня. Теперь его голос стал громким и более четким.
- Коноха падет, - Тасура поднял баночку, посмотрел на нее и снова поставил на стол. - Она падет, уничтоженная полностью. Туман камня на камне не оставит.
От этих слов мои кулаки непроизвольно сжались, но я изо всех сил старался сохранить спокойствие.
- С чего вы это взяли? - Я отчаянно сохранял видимость спокойствия. - Это не конец. Тем более Хокаге…
- Хокаге бессилен, - отрезал он, - что он может сделать против тысячной армии с невероятным вооружением, если сам не может контролировать свое оружие?
Я молчал, а мой мозг переваривал происходящее. Я удивлялся этим словам, ведь то, что он говорил, были моими подозрениями. Но у меня были только доводы, а он говорил так, будто он один знал всё.
- Вот именно, - произнёс он после минутной паузы, - ему остается только бежать.
Бежать. Именно так и сделал Наруто. Саске сказал, что ему нужно позаботиться о сохранности джинчуурики - чакра Кьюби во много раз разрушительнее обычной чакры. Они не хотели, чтобы Лис достался Туману, но…
Почему Наруто не может контролировать его? Или же это ложь, придуманная глупым стариком? Я снова перевел взгляд на спину Тасуры и понял, что этот старик не может лгать. Но, если он прав, то что произошло?
Как много вопросов и как скупы ответы, порождающие новые вопросы и новые доводы. И теперь, лежа на кровати, я четко осознал, что совершенно ничего не знаю о теперешней Конохе. Мои знания заканчивались канцелярскими делами, глупыми бумагами и примитивными заявлениями - в глобальные вопросы меня не посвящали.

- Похоже, ты знаешь меньше меня, - он отошёл от стола, прошёл к старому деревянному стулу со спинкой и сел.
Я повернул голову, чтобы лучше его рассмотреть. Старик сидел, сгорбившись, и смотрел в пол.
- Я знаю только то, что Коноха пока держится, - тихо сказал я и поморщился от боли. Старик тут же поднял голову и посмотрел на меня своими глазами цвета морской волны.
- Я видел войну, сынок, и знаю, что чудо бывает слишком редким явлением, - Тасура поднялся со стула, - но надежда еще есть, поэтому я буду творить.
Старик собрался уходить, но его последняя фраза меня заинтриговала.
- Вы художник?
Тасура остановился на секунду, и, повернув голову, улыбнулся.
- Нет, - он произнёс это тихим голосом, - я делаю шоколад.

Мои брови поползли вверх, выражая удивление, но старик больше ничего не сказал. Он вышел из комнаты и закрыл дверь, а я пытался понять, что происходит вокруг меня.
- Просто волшебник какой-то, - промелькнула мысль, прежде чем голова налилась свинцом и я погрузился в сказочный мир сна и фантазии.
…
Прошло уже три дня, а вестей о судьбе Конохи я так и не получал. Похоже, что она еще держалась, но быть уверенным я не мог.
Тасура каждый день вставал с первыми лучами солнца и шел творить. Он говорил, что самый лучший шоколад всегда получается на рассвете, и каждый раз рассказывал мне новые истории о нем. Я слушал его, внимая каждому слову - он умел рассказывать так, что все переживания героев ощущались как свои собственные. После я весь день вспоминал его истории, пока старик продавал шоколад. Я тоже помогал ему. У меня неплохо получалось, тем более, что я не был полным дураком в математике. За эти три дня я перепробовал столько шоколада, сколько не пробовал за всю жизнь. И, признаюсь, он был потрясающим.
Тасура оказался человеком доброй души, как я и предполагал, но порой бывал немного ворчливым. Особенно он ворчал на некую Харуку Тасуё, которая каждый день приходила в его лавку. Я сразу не понимал, почему он так цапается с ней, а она все равно приходит, но позже старик сам объяснил мне все:
- Это бывшая жена моего брата. Она своим дурным характером свела его в могилу. Она все ходит просить у меня прощения, но я ее не прощу.
Я не стал расспрашивать, за что именно она просит прощения. Это слишком интимное, поэтому я не лез с расспросами, тем более старик не был любителем поболтать о личном, впрочем, как и я. Мы говорили на отвлеченные темы: погода, шоколад. Иногда речь заходила о Конохе. Тогда старик хмурился и говорил:
- Подождем и посмотрим, что с ней будет.
Я больше не спорил, потому что видел здравый смысл в его словах, и в такие моменты Тасура иногда мог рассказать частичку своего прошлого.
- Вот я был в горах Мохаё - это в стране Снега. Наш отряд патрулировал местность по просьбе правителя страны. И когда солнце уже садилось, один наш непутевый коллега, - он сделал ударение на это слово, - с криком «Снежный человек!» бросился бежать в деревню. Мы решили проверить, что это было на самом деле. Когда мы подошли к пещере, которая находилась всего в нескольких метрах от нас, то услышали оттуда дикий вой. Мы отскочили и достали кунаи.
Было уже темно, мое сердце выпрыгивало из груди, и гул только усиливался. Когда из темноты показался зверь, знаешь кто был?
Я отрицательно помотал головой.
- Это был медведь! - Старик засмеялся, - а мы были уже почти уверены, что перед нами снежный человек.
Я только улыбался. Интересная жизнь была у этого старика, хотя я знаю о ней совсем мало, но по рассказам я точно мог так сказать. О своих похождениях говорить не хотелось, но иногда Тасура заставлял меня выдавить из себя какую-нибудь историю. Тогда я рассказывал о своих миссиях в Акацуки, никак не намекая на свое темное прошлое. Иногда старик морщился, а иногда радостно вскрикивал:
- О, я там тоже был, мы тогда барсуков ловили!
Я не мог не улыбнуться, хотя слушать его истории было куда приятнее, чем ворошить свои.
К концу третьего дня моя рана уже почти полностью зажила и чакра восстановилась. Но я все еще ждал вестей из Конохи. Старик только хмуро цокал, когда видел меня сидящим на скамейке возле домика и смотрящим вдаль.
- Все еще ждешь, - хрипло говорил он и уходил обратно в дом. А я даже не обращал внимания на его фразы в мой адрес, ведь все мои мысли сейчас крутились только вокруг брата.
- Где же ты, Саске? Когда найдешь меня? - проносилось в моей голове, когда я смотрел на заходящее солнце и синеющее небо. Хотелось рвануть за горизонт, найти брата и обнять его крепко-крепко. Но я даже не знал, где он и куда собрался прятать Наруто.
И в этот момент я почувствовал, что сердце сжалось в груди и волна беспокойства пронеслась по всему телу.
- Итачи, - старик вышел из дома, - смотри, кто это?
Он указал на человека, с трудом передвигающегося по дороге. Я резко встал и присмотрелся.
- Саске! - Крикнул я и побежал к брату. Его вид был ужасен: он едва держался на ногах, кровоточащие раны по всему телу и мутные, опустошенные глаза. Опершись на мое плечо, он перевел взгляд на меня.
- Итачи, - тихо прошептал он. - Коноха разрушена…
Сердце в груди словно остановилось и гулко ухнуло вниз. Я смотрел на него, не веря ни глазам, ни ушам.
- Значит, проиграли, - старик подошел ко мне. Саске повернул голову и посмотрел на него, но ничего не ответил. Я сразу не заметил, что изо рта у него стекает кровь.
- Быстро, - скомандовал Тасура, - неси его в дом.
Я взял брата на руки и понес. Он еще пытался поддерживать связь с этим миром, но она оказалась слишком хрупка, и через секунду не выдержала и оборвалась.
Я всегда думал, что поступаю правильно, даже когда шел наперекор совести. Всегда думал, что я не могу оступиться, ведь я должен видеть все наперед. И думал, что я великий гроссмейстер, который двигает фигурками, руководствуясь собственной прихотью. Но оказалось, что я - обычная рядовая пешка, выброшенная за ненадобностью.
Я всегда верил, что поступаю как надо, но на этот раз жестоко ошибся…

Часть 8.

Неумолимо тянется душа,
Сорвать прозрачную иллюзию обмана.
И умирает сердце не спеша,
Я задыхаюсь от любви тумана.

Эффектом бабочки порвется наша нить,
И полечу я в пропасть синей птицей.
Я так мечтал иллюзию убить,
Ну а теперь хочу ею напиться.

Моя душа застряла между реальностью и сном. Пытаясь вырваться оттуда, она строила мне воздушные замки и прекрасные города, возводила дворцы и покрывала их золотом. Старалась убежать, чтобы я не заметил. Но я не отпускал… И накладывая чистые бинты на раны, я не понимал, что происходит со мной. Невероятная тяжесть склоняла голову, а боль в груди разрывала сон, убивая иллюзии. Хотелось закричать, заплакать, убежать прочь. Рука тянулась за ножом, чтобы вскрыть грудь и вырвать из нее сердце с венами.
Но оставалось только стиснуть зубы и молча надеяться на чудо.
Саске не приходил в себя уже несколько часов. Его кожа была бледной, как снег, и сливалась с цветом простыни; руки холодные, безжизненно лежали, ладонями вверх. Я смотрел на него, а мое сердце сжималось все сильнее. Казалось, что передо мной лежит труп. Я видел его прерывистое, частое дыхание, чувствовал дрожь, но ничего не мог поделать. Все, что зависело от меня, я совершил и теперь надеялся, что Саске справиться сам. Нет, я не надеялся, я молился…
Тасура ходил туда сюда, нося в руках баночки с какими-то пахучими запахами. От них в комнате было тяжело дышать, но я не мог даже встать с места, чтобы открыть в окно. Меня пригвоздило намертво к кровати.
- Похоже, идет гроза, - сказал старик, подходя к окну. Я услышал где-то вдалеке неясный отклик раската грома и кивнул. Сейчас меня меньше всего интересовала погода, которая менялась каждый раз, как хотела. И вроде бы недавно было солнце. Нет? Я запутался. Но держась за холодную и мокрую руку брата, я уже забыл обо всем.
- Тасура, - спросил я тихо, - он будет жить?
Старик вздохнул и приоткрыл окно, слегка стукнув старой рамой. Она немного скрипнула, но быстро поддалась. Тут же в комнату вбежал легкий ветерок, который захватили уставшие легкие и втянули в себя. В голове стало светлеть, словно дали испить «живой воды». Но холод, который пришел со свежим воздухом, пробежался по телу своей холодной рукой, и обнял, заставляя трястись от такой ласки. Я немного поежился, но промолчал.
- Не знаю, - тихо сказал старик своим хрипловатым голосом, отчего внутри меня все сжалось. Я знаю, когда он говорит так, то не бывает уверен в чем-то. А сейчас его уверенность мне была нужна как никогда.
А где-то вдалеке раздался очередной раскат. Через открытое окно его эхо доносилось более четко, словно он пытался мне что-то сказать. Пытался, но был слишком далеко, чтобы я понял. И поэтому он успокаивался, чтобы приблизиться ближе и шепнуть мне на ушко свою тайну.
Но мне хотелось только одного – чтобы брат выжил. И с этой мыслью я сидел уже возле Саске долгое время. Казалось, что прошла целая вечность, хотя пролетело всего пару часов.
Старик вздохнул, пошаркал ногами за моей спиной и направился в другую комнату. Я даже не сразу заметил, что его нет. Когда же он пришел, то держал в руке плитку шоколада.
- Итачи. – подошел он ко мне и протянул руку, - съешь кусочек. Он поможет.
А я не мог сейчас видеть еду. В груди все сжалось настолько сильно, что казалось передавило все внутренности. От волнения, меня начинало тошнить. В комнате все еще пахло мазями, которые стояли на столе в большом количестве, и даже вечерний ветер не мог выветрить эти запахи. Комок подкатил к горлу, а рвота уже готова была вырваться из глотки, но я стиснул зубы и терпел.
- Я не хочу, - тихо сказал я, пытаясь сдержаться. Но Тасура не отставал.
- Съешь, - снова сказал он, поднося мне шоколад прямо под нос. От нового запаха начало сдавливать горло, а голова пошла кругом.
- Тасура, - выдохнул я остатки воздуха из легких, - не могу…
Тогда старик отломал кусочек от плитки и, совершенно не слушая мои протесты, поднес к моему рту.
- Открой рот.
Я знал, что старик хотел, как лучше, и поэтому, несмотря на тошнотворный комок, взял в рот кусочек. От тающего шоколада стало еще хуже, но я молча рассасывал эту сладкую темную массу. Тасура улыбнулся и, положив плитку на тумбочку возле кровати, отошел к окну.
- Я знаю, что ты чувствуешь, Итачи, - сказал он, закрывая его, - когда-то я пережил тоже самое.
Я не стал отвечать, боясь узнать подробности, а старик и не собирался рассказывать их. Закрыв окно, он тихо прошаркал к старому стулу со спинкой и, сев на него, погрузился в свои раздумья.
А я со страхом и волнением считал секунды, надеясь на чудо. Я начал молиться, хотя до этого не делал этого никогда. Я знаю, что грешник, и что не достоин просить даже о простой милости, но сейчас я готов был взять на себя все свои ошибки и промахи только ради одного – ради жизни брата.
И снова гром отозвался вдалеке, но я снова не понял его…
- Итачи… - тихий шепот вывел меня из раздумий. Я как ошпаренный дернулся и посмотрел на брата. Он проснулся. Его слегка приоткрытые глаза были тусклыми, как потухшая лампочка, и в них я не увидел ничего, кроме глубокой пропасти. Мне стало страшно, неимоверно страшно, потому что казалось, что брат уже сдался. А сдаваться было нельзя, не сейчас. Я готов был к любой потере: стать снова врагом мира, снова бежать, снова умирать. Но потерять брата я не мог, ни за что… Он мой лучик в темном лабиринте жизни.
- Итачи… - снова прошептал он, а у меня, словно после алкоголя, началась дрожь. Я еще сильнее сжал его руку, пытаясь согреть ее, хотя сам замерзал. Не знаю от чего, то ли от холода, который все никак не оставлял меня, то ли от страха, сковавшего меня железными цепями.
- Я здесь, - выдохнул я, еще думая, что все может и обойдется. «Господи, спасибо» - пронеслось в моей голове, и я улыбнулся, как маленький ребенок, веря, что произошло чудо.
Саске улыбнулся. Его сухие потрескавшиеся губы попытались изобразить улыбку получше, но вышла лишь тонкая кривая. Ему было тяжело даже улыбнуться, но мне было этого достаточно.
- Мы проиграли, - выдавил он из себя и покашлял, - ты извини…
Я не понимал, почему он сейчас говорит об этом. Меня вообще не интересовала Коноха в данный момент, не интересовал никто в мире, кроме брата. «Почему он извиняется» - промелькнуло в моей голове, но найти ответа я не смог.
- Молчи, Саске, - тихо сказал я, - поспи лучше.
Но брат только вздохнул и посмотрел на меня каким-то непонятным взглядом, отчего сердце сжали в тиски.
-Нет, брат, - прошептал он, - я хочу сказать тебе… Послушай. Это важно…
Я смотрел на Саске, прижимая его руку в своей груди, и ждал. Тот еле шевелил губами, и только сейчас я заметил синяки, которые вырисовывались под его глазами.
- Коноха пала, - продолжил он – но мы сами виноваты в этом… Я спрятал Наруто в надежном месте. Там он может восстановить силы… Но мне не повезло. Я наткнулся на врага…
Я услышал шаги сзади и понял, что это Тасура. Когда старик подошел к кровати, Саске только бросил на него мимолетный взгляд. Но тот не нарывался на внимание. Он просто смотрел и ждал. Но чего, я и сам не мог понять.
- Саске молчи…
- Нет, - снова перебил он меня и поморщился, - у меня не так много времени, аники… Я бы столько хотел тебе сказать, но все мысли вылетели из головы.
Я сглотнул и погладил брата по бледной щеке. Нехорошее предчувствие давило грудь, но я отгонял его как мог.
- Потом скажешь, - шептал я, - потом все мне скажешь. И мы с тобой сядем на нашей скамеечке, как и раньше, и будем говорит с тобой о птицах, о девушках, о мечтах… И как тогда, будем улыбаться друг другу, зная, что все будет хорошо…
Я говорил, а у Саске на подушку капали прозрачные слезы. Соленая вода впитывалась в белую ткань, оставляя мокрые пятна. Брат закашлял, а потом тихо-тихо произнес:
- А ведь скамейки больше нет…
В моей душе что-то перевернулось, а Саске посмотрел на меня обреченным взглядом. Как тогда, когда мы прощались с ним. И этот взгляд пронзил меня невидимой катаной. «В последний раз…» -я вспомнил, что подумал тогда. Последний раз я обнял его, но нет, так не может быть.
- Похоже, как раньше уже ничего не будет, - выдавил он и замолчал. Я смотрел на него, пытаясь понять, что происходит, но разум давал сбои. А на меня, все так же устало и обреченно, смотрели эти черные, как смоль глаза. Такие родные и любимые, они больше не мигали.
- Саске.. –позвал я его, но брат не отвечал, - Саске…
Не хотя воспринимать реальность, я дернул его сильнее.
- Отото, родной..
Но брат молчал. Его глаза стали пустыми и стеклянными, как дешевая игрушка, щеки впали, а улыбка исчезла. Все еще веря, что это сон, я начал тормошить его, пытаясь разбудить то ли его, то ли себя. Но почувствовав руку на своем плече, я остановился.
- Он ушел, - сказал Тасура и, слегка наклонившись, закрыл глаза Саске, - теперь кажется, что он просто заснул.
А я молчал.
Вы когда-нибудь верили в Бога? Ну да в того самого, который помогает в сложные моменты, который слышит все и видит всех. Который не пропустит страдания и боль и примет любую молитву, даже самого гнусного грешника. Вы верили? Я верил, даже когда убивал свою семью, даже когда разрывал узы любви, и умирал, подставляя спину под удары брата. Даже когда защищал Коноху…
Но сейчас я понял: Бога нет… И этот чертов мир слеплен из старой вонючей глины, высушенной палящим солнцем на пустыне небытия. Его сделал неумелый художник, испоганивший все прекрасное и доброе. И все, во что я верил, рухнуло в один миг, словно кто-то отомстил мне за все разом…
Ампутировал душу…
Вырвал сердце…
Сломал разум…
И хотелось только одного – умереть…
- Итачи? – с удивлением спросил старик, но я ничего не ответил. Сорвавшись с места, я выбежал на улицу. Холодный ветер обдал меня, пытаясь отрезвить, но я был уже пьян, и этот хмель больше никогда не выветрится из моей головы.
Темнота слепила глаза, а холод пробирал насквозь, но я не обращал ни на что внимания. «Итачи, куда ты…» - услышал я отдаленный голос, но даже не повернул голову. Мне нечего было терять.
Мимо проносились деревья, мелькали огни окон, но я не останавливался. Мои ноги сами несли меня, туда, где должно было все решиться раз и навсегда. Я и так долго бродил по этому свету, даже слишком. Обманывал костлявую старуху, чтобы она перевернула мои часы жизни. Просил кого-то, терзал себя, когда убивал, страдал, совершая глупость. Я шел наперекор судьбе, веря, что хитрее ее. Пробовал мир на прочность, но он оказался прочнее.
И вот сейчас стоя над пропастью, я осознаю всю глупость своей жизни. Нет больше ничего, ради чего стоило бы жить.
И подняв голову вверх, я услышал раскат грома совсем рядом. Теперь он дошел до меня, готов раскрыть свой секрет. Но я закрыл уши ладонями, чтобы ничего больше не слышать. Это был конец.
Я сделал шаг вперед, и мое тело сорвалось вниз. Падая с обрыва, я верил только в то, что увижу своего брата, хотя бы еще раз услышу его голос. Ведь после смерти есть что-то, по крайне мере я буду верить в это. Потому что больше я ничего не могу.
Тусклый свет, мерцания огней и тишина. Полное затмение сознания, скрывающее реальность от больного мозга. Я чувствовал конец, я видел его. Протягивая руку, а улыбался себе, зная, что начинаю новую жизнь.
Но вот обрыв сознания, и неясные очертания вырисовываются перед моими глазами. Мутное полотно становится более четким.
Детский смех, гул толпы и чирикание птиц. Я все это слышу, но откуда? С непониманием открываю глаза, и моя голова рисует мне новую картинку. Шумная улица, по которой идут люди, спешат куда-то, бегут по делам. Дома, до боли знакомые мне, раскинулись до конца улицы. И запах… Тонкий запах шоколада. Слышу ругань и поворачиваю голову. Снова вижу тут старый ларек, где торгуют шоколадом. Какой-то разгневанный покупатель ругался со стариком. Тот весь бледнел и расстроился, как и тогда…
Тогда…
Я помнил, что видел уже это. До войны…
-Итачи, - медленно поворачиваю голову и вижу, что передо мной стоит брат. Он смотрит на меня с каким-то недоумением.
- Что с тобой, - спрашивает он, а я не могу даже рта открыть.
«Это иллюзия» - проносится в моей голове, и я опуская взгляд на свои руки. Вроде живой, вроде существую, но чувствую, что что-то не так. Это не может быть правдой, потому что всего этого давно не существует, как и деревни, как и ларька, так и брата…
И меня уже не должно быть. Но ветер проносится мимо, словно пытается доказать что-то.
Я улыбнулся и посмотрел на небо. Теперь оно было чистым и ярким, словно кто-то стер все серые краски. И солнце, оно улыбалось мне, и впервые я поверил ему, этому несчастному яркому диску, которые светит многим уже миллионы лет. А тонкий аромат шоколада дотронулся до моего носа и тут же исчез.
Ведь это был еще не конец…